В этот день я сначала выиграл в игорном доме семьсот долларов, и мое настроение значительно улучшилось. Но потом я проиграл тысячу и еще пятьдесят долларов сверху и в результате поднялся из-за стола куда более легким, чем садился за него. На сегодня, решил я, хватит. Но было еще не слишком поздно, и мне не хотелось возвращаться к себе с пустыми карманами. Впрочем, у меня оставалась одна вещь, которой я до сих пор не придавал особого значения, но мне хотелось показать ее Санчесу. И я спросил, нельзя ли мне видеть его.
– Можно, – последовал ответ. – Только оставьте свой револьвер здесь.
Я отдал свой «кольт» охраннику, после чего он быстро обыскал меня, чтобы убедиться, нет ли у меня при себе другого оружия. Санчес сидел у себя в крохотном кабинете и курил трубку; большой бледный мотылек увивался вокруг лампы. Человек, потерявший сына, поднял на меня глаза.
– А, сеньор Стил! Чем обязан?
Вот как, он уже знал мое имя…
– Я видел, как вы играли, – продолжал Санчес. – Вы оставили у меня довольно крупную сумму, но при этом вели себя безупречно. Некоторые джентльмены, знаете ли, не любят расставаться с деньгами…
– Мне кажется, я даже знаю таких, – заметил я.
– Вот-вот! – Он засмеялся и тряхнул головой. – Так что я могу для вас сделать, сеньор?
– Я бы хотел знать, – спросил я, – сколько может стоить такая вещь?
Он взял то, что я ему протянул, и с любопытством осмотрел.
– Вы хотите денег под это?
– Да. Видите ли, я проиграл больше, чем следует, но мне хотелось бы продолжить игру.
– Откуда это у вас?
– Один человек проиграл мне в карты в Париже.
– Один человек? – Он поцокал языком и поудобнее устроился в кресле. – И какова была ставка?
– Пятьдесят долларов, кажется.
Санчес пожал плечами и протянул мне обратно камешек с шероховатыми гранями, похожий на тусклый кварц.
– Мне очень жаль, сеньор, – лучезарно улыбнулся он, – но вещица не стоит и пяти долларов. Это хрусталь.
Он глядел на меня своими непроницаемыми черными глазами, пуская клубы дыма, и я, почувствовав себя последним дураком, разозлился на себя.
– Значит, камень…
– Да. Он не стоит ничего, сеньор. Сожалею, но я не могу дать вам денег.
– Что ж, – сказал я, поднимаясь, – может быть, это и к лучшему.
Тем не менее я был расстроен. Парень, проигравший мне камень, клялся и божился только что не своей могилой, что это алмаз. Я взял дурацкий кусок хрусталя, поклонился Санчесу и удалился.
Было еще светло, и я легко добрался до «Мула и бочонка». Мне хотелось пить, и хозяин плеснул мне виски. Оно было тепловатое и противное на вкус. В углу компания шулеров обыгрывала простака, пригнавшего на продажу в Ларедо гурт скота, который он наверняка где-то украл. Все шло своим чередом: одни воры обманывали других. Шулера методично обчищали простака, а он даже не сопротивлялся. Бывают моменты, когда людская глупость вызывает отвращение, и я повернулся к игрокам спиной.
«Ладно, – подумал я. – В конце концов, та ставка была всего-то в 10 долларов. Не о чем и жалеть».
Зал был набит битком. Люди пили, ругались, хохотали и снова пили. За порядком зорко следили хозяин и вышибала, у которого на левой руке не было большого пальца.
Двери распахнулись, и в зал влетел новый человек. Это был красивый молодой кабальеро с лицом, однако, жестким и решительным. За поясом у него был револьвер, и он поправил его, встав у двери. Такое начало мне не понравилось, и я незаметно поставил стакан на стойку. Однако мои опасения не оправдались: юноша только хлопнул три раза в ладоши и крикнул:
– Внимание всем!
Посетители умолкли – не столько от почтения, сколько от удивления, что кто-то посмел их прервать. У меня мелькнула мысль, что этой ночью кому-то спешно придется переправляться через Рио-Гранде, спасаясь от погони.
– Вы знаете, – начал юноша, – какая беда постигла сеньора Санчеса…
Все издали нечто вроде утвердительного мычания.
– Вы также знаете, что сеньор – не тот человек, который склонен спускать обиду.
Выкрики:
– Да, да!
– Многие из вас, – продолжал кабальеро, сверкая глазами, – кое-чем ему обязаны…
– Верно… – последовал хор голосов.
– А некоторые – так даже всем, что у них есть!
Хохот, одобрительные крики. Гора-хозяин тревожно заворочался за стойкой. Пепе, у которого не хватало одного пальца, смотрел перед собой безучастным взором.
– Но сеньор Санчес не собирается никого попрекать своими благодеяниями. Что он сделал, то сделал, и кончено! Однако он надеется, что вы не оставите его в беде.
– А чем мы можем помочь? – спросил коротышка с грязной повязкой на левом глазу. Я узнал его – когда-то он был в банде, угонявшей скот.
– Поэтому, – прокричал кабальеро, оставив вопрос без внимания, – сеньор Санчес поручил мне объявить, что он назначил награду в пятьсот долларов тому, кто прикончит девку, которая убила нашего Франсиско.
Под потолком, смешавшись с клубами вонючего сигаретного дыма, повисло ошеломленное молчание. Большинство из присутствующих было готово зарезать родную маму, а заодно отца, сестру, брата, жену, детей и любимую собаку за куда более скромную сумму.
– Пятьсот долларов? – недоверчиво переспросил одноглазый угонщик.
– Пятьсот, – подтвердил кабальеро, зазвенев шпорами и склонив голову. – Он выплатит их в любое время, но… он должен иметь доказательства. А так как сеньор Санчес мечтает увидеть ту девку живой, чтобы лично разобраться с ней, то в своей безграничной щедрости он даст семьсот долларов за живую, а пятьсот – за мертвую.
– Подумаешь! – фыркнул кто-то. – Невелика трудность доставить ее живьем.